Бюджет якутского ужастика «Иччи» — 24 миллиона!

«Иччи» продолжает эстафету якутских фильмов в кинотеатрах и рискует стать самым успешным среди них в общенациональном прокате. Это чистейший жанровый хоррор, колыбелью для которого вновь стала богатая на мифы Якутия.

Корреспондент Афиша Дэйли Наталья Серебреникова поговорила с якутским режиссером Костасом Марсааном. Лайф14 публикует интервью с комментарием кинокритика.

Костас Марсаан уже был замечен в российском прокате с триллером «Мой убийца». Его новый якутский хоррор «Иччи» побывал на фестивале в Ситжесе, скоро будет показан на Шанхайском кинофестивале, а также уже вышел в кинотеатрах. Режиссер рассказал Наталье Серебряковой о том, как создавался фильм.

— Почему вы выбрали для своего фильма такой сложный миф с историческим контекстом?

— Дело в том, что действительно трудно объяснить, что такое иччи. Сложно подобрать аналог этому явлению на русском языке. Конечно, можно сказать — дух. Но это не совсем дух даже. Это скорее некая таинственная сила, сущность, разлитая в природе, которая имеет свой характер. Его, например, можно и обидеть, а можно и задобрить. Для нас самих лично это больше было исследованием явления. И его нельзя назвать каким‑то злым или добрым, потому что это некая такая потусторонняя сила, которая просто есть. И со стихией этой надо уметь обращаться. Вот мы и задались вопросом, как взаимосвязаны человек и иччи.

— Существует какой‑то народный якутский миф об иччи, который все с детства знают в Якутии?

— В Якутии все знают, что есть особые места, где обитает иччи, и в этих местах надо максимально соблюдать некие правила поведения. Но есть также и места, которые иччи покинул. Визуально они никак не отличаются от других мест. Ну как, лес да и лес, река да и река, дом да и дом.

— В вашем фильме показана как раз такая местность?

— Да, как раз одна из героинь об этом говорит, что это покинутая территория.

— Почему вы выбрали для съемок осень, а не традиционную суровую якутскую зиму?

— Мы подумали, что осенью будет интереснее визуально.

— Режиссер «Пугала» Дмитрий Давыдов говорит, что якутское кино до определенного времени делалось на коленке. Ваш фильм это опровергает. В нем качественное изображение, звук, монтаж и все остальное. Дорого обошелся фильм?

— Наш продюсер называет цифру бюджета — 24 миллиона. Вот примерно где‑то так.

— А какой исторический контекст имеет место быть в фильме?

— Это некие события, которые происходили в прошлом. И на самом деле мы таким образом хотели подчеркнуть, что, как бы мы ни старались забыть грехи прошлого, они все равно так или иначе повлияют на жизнь, нанесут удар в настоящем времени, в будущем. То есть все замкнуто, все взаимосвязано. И то, что мы говорим часто: «Это были дела прошлого, и мы не несем за это никакой ответственности», — нет! Так или иначе, события прошлого могут потом напомнить о себе.

— Вы использовали какие‑то архивы во время написания сценария?

— Да, у нас была в основе достаточно реальная история, как в XIX веке одну такую сумасшедшую девушку держали в амбаре. Родители ее стеснялись, и вот так она там до самой смерти жила. И была еще одна история, такая тоже таинственная, когда на ферме погибла вся семья непонятным абсолютно образом. Вот несколько таких мотивов мы просто взяли для написания сценария.

— Долго работали над сценарием?

— Да, достаточно долго, причем здесь в Москве. Мы работали с московскими сценаристами Олегом Богатовым, Артемом Золотаревым, Павлом Полуйчиком. У нас была такая сценарная группа, которая прорабатывала разные темы, которые я предлагал. В итоге постепенно такую историю придумали.

— Так можно сказать, что это не сто процентов якутское кино?

— Да. Дело в том, что в съемочной команде у нас были московские и питерские специалисты. Например, оператором фильма был Леонид Никифоренко. Поэтому у нас была такая полноценная копродукция.

— «Иччи» начинается как такая обычная драма в традициях современного российского кино. Какие у вас отношения с российским кино?

— Хотелось сначала погрузить зрителя в некую атмосферу этой семьи, чтобы видно было взаимоотношения. Для этого фильма я специально даже изучал методики введения в транс, шаманские технологии, когда все начинается сначала очень монотонно, тихо, и постепенно-постепенно ритм нарастает, нарастает и в конце концов переходит в чуть ли не в экстатический крик. И вот фильм построен в таком же ритме специально. Поэтому кому‑то некоторые места вначале могут показаться затянутыми, но это был именно такой прием.

— Вот героиня Марины Васильевой, девушка европейской внешности, она в фильме специально, чтобы нести скрытую угрозу? Ведь для якутских жителей она другая: смотрит все время в телефон, курит. Одним словом, эмансипированная.

— Для нас она была символом все-таки городских жителей. Вот они пришли со своими проблемами, не обращая внимания на родственные связи.

— Вам близки традиции американского хоррора?

— Я очень хорошо знаю американский хоррор, с удовольствием смотрю и некоторые фильмы мне очень нравятся.

— Можете перечислить из последнего?

— «Маяк» и «Ведьма» Эггерса. А из исторических мне нравится, например, фильм «Невинные» 1961 года по сценарию Трумена Капоте, где играет Дебора Керр в главной роли.

— А что именно, как вам кажется, пугает зрителя?

— У нас идея в том, что сущности нижнего мира, демоны, как существа другого измерения, не могут быть восприняты на слух и зрение. Как можно показать существо другого измерения, абсолютно другого мира? Ну, конечно, мы могли придумать что‑то с рожками, копытами и хвостом. Но, во-первых, это смешно. Во-вторых, как только появляется подобное, как правило, зрители говорят: «Ну да, отвратительно», но страх, сам страх пропадает. То есть все становится ясно.

Каким‑то образом подобные сущности находят выход в наш мир только через страдание, несправедливость — в общем, через тяжелые эмоции.

В фильме показано появление вот этого демонического существа. С тех пор, получается, иччи покинул эти места. А потом, представьте, если к вам будет приближаться это существо нижнего мира, вы не сможете слабым человеческим зрением его увидеть. То есть нужно как‑то было его персонифицировать, во что‑то облечь, в какую‑то форму. Но, по сути, оно не имеет формы. Это как бы четырехмерное существо или даже пятимерное. Как мы его увидим? Поэтому в самые страшные моменты у героев как будто весь мир выворачивается наизнанку. Наша идея, что основное чудовище в этом фильме — это сам фильм.